На галерее их догнала Зулема:
— Эстанислао… скажите мне спасибо. Я ее уговорила. Она разрешила вам переписываться.
Бальдер склонил голову в знак благодарности, а сам в это время думал: «Не пройдет и трех месяцев, как я буду ночевать в этом доме. Я не ошибся: для них я — простая душа».
— О чем ты думаешь, дорогой?..
— Мы завтра увидимся?..
Вмешалась Зулема:
— Ну конечно… приходите вечером ужинать.
— Хорошо… Значит, увидимся в три.
Ему трудно было расстаться с Ирене, выпустить ее руки из своих. Зулема отвернулась, и Бальдер почувствовал, как его поцелуй тает на горячих губах Ирене, словно капля воды на раскаленном утюге. И сказал себе: «Теперь сомнений нет. Я ступил на долгий и сумрачный путь».
Он был погружен в свои мысли и чем-то взволнован. Внезапно остановился и с удивлением обвел взглядом стены, переходившие вверху в решетчатые стальные своды. Дневной свет тускнел в стеклах, пожелтевших от паровозного дыма, словно от никотина.
Неизвестно откуда, доносились резкие, неприятные звуки. Где-то беспрестанно чмокал насос. Глухие удары сбрасываемых на перрон тюков чередовались с сухим лязганьем буферов, а небо над хитросплетением стальных балок принимало горчичный оттенок.
Молодой человек продолжал нервно расхаживать взад-вперед. Когда впоследствии он попытался уяснить себе, что же привело его сюда, он ничего не мог вспомнить. С ним случилось что-то крайне досадное, но в чем было дело — начисто вылетело у него из головы после того происшествия, о котором сейчас пойдет речь.
Вид у молодого человека был довольно неприглядный. Изрядно помятый серый костюм сидел на нем кое-как. Впечатление неухоженности усиливалось еще оттого, что носки его ботинок задрались кверху, а волосы на висках и на затылке не были подправлены — верный знак того, что молодой человек бреется сам. К тому же он немного сутулился, и этот недостаток еще более подчеркивал то невыгодное впечатление, которое создавал весь облик молодого человека.
Он ходил взад-вперед, словно пытаясь разрядить нервное напряжение, от которого лицо его казалось даже энергичным. По временам он, как будто забывая о своей задаче, с любопытством наблюдал за окружавшим его здесь непрерывным движением.
Ушел поезд, сразу же за вокзалом завернув за дом с красной черепичной крышей. Молодой человек проводил его взглядом, как бы желая удостовериться, туда ли он идет, куда нужно.
Семафоры вдали казались ему застывшими орудиями пыток.
Молодой человек словно и не слыхал шума и грохота, возникавших снова и снова. Он смотрел, как приходили и уходили электропоезда, но неподвижность его взгляда указывала на то, что мысленным взором он исследует глубины своего собственного «я».
И вот, подняв глаза, он вдруг увидел, что на него пристально смотрит какая-то девушка. Школьница. Белая шляпа с широкими полями оттеняла бледный лоб и вьющиеся локоны, падавшие по обе стороны ее довольно широкого лица, а глаза у нее были карие с зелеными искорками, что придавало им необычное — «кошачье», как определил потом Бальдер, — выражение.
Эстанислао смерил ее взглядом, пожал плечами и пошел дальше. Но, когда он повернул обратно, девушка по-прежнему стояла неподвижно, придерживая у колен папку для нот, висевшую на ремне через плечо, и разглядывала его совершенно невозмутимо.
Бальдер подумал, наморщив лоб: «Странная девица!»
Теперь он ходил взад-вперед, охваченный чувством, похожим на тревогу. Старался не смотреть в ту сторону, где стояла девушка, но все равно чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Рассердившись, Бальдер вдруг остановился в двух-трех метрах от нее и принялся разглядывать ее в упор, ожидая, что она опустит глаза. Но девушка взгляда не отвела, и Бальдеру в конце концов надоело это занятие — он повернулся на каблуках и пошел прочь. Должно быть, как раз в тот момент он и забыл, почему оказался на платформе номер один вокзала Ретиро.
Школьница своей позы не изменила. Прислонившись к стене, спокойным взглядом следила за нервными метаниями Бальдера. Эстанислао опешил. Любая женщина тотчас отводит глаза, когда на нее уставится молодой человек, если только в эту минуту в ней не происходит какого-либо психического процесса, не поддающегося объяснению. Даже внезапно возникшее влечение контролируется сдерживающими центрами и не объясняет подобного отсутствия стыдливости — загадочного эмоционального состояния, понятного лишь тому, кто сам его испытывает.
Бальдер еще больше забеспокоился. Не знал, что и подумать. Во взгляде девушки была неподвижность, характерная для сомнамбул. Она смотрела на него так, будто он ее загипнотизировал. Ни малейшего признака смущения или робости, естественных для женщины в присутствии мужчины, который ей нравится.
Эстанислао продолжал шагать, чтобы скрыть свое смятение.
За пределами застекленного свода платформа, залитая солнцем, горела, как медная полоса. Звякнул колокол, проревела сирена, и у платформы под лязганье сцеплений и скрежет тормозов остановился электропоезд. Из дверей плотным потоком потекли люди. Мягко шаркали по асфальту подошвы, в руках мелькали свертки и цветы. Гранитолевые сумки под кожу били по ногам, между взрослыми пробирались мальчишки в альпаргатах. Вдруг раздался звук, похожий на удар бича, и позади электрички взлетел белый султан пара, сразу заполнивший пространство под сводом. Потом послышалось фырканье, все чаще и чаще — но другому пути шел паровоз.