Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Страница 65

В один прекрасный день девица, тисканная в темноте кинозала бесчисленными женихами, «заключала союз» с каким-нибудь недоумком. Тот, в свою очередь, до свадьбы обманывал и тискал девиц, подобных той, с которой теперь вступал в брак.

Те самые demi vierges, которых тискали во всех кинотеатрах города, превращались в заправских уважаемых дам, а их недоумки — в таких же заправских важных сеньоров, которые принимались рассуждать о «святости домашнего очага и необходимости защищать добрые традиции от разлагающего влияния коммунизма».

Чета поселялась в небольшом доме или в отделанной заново квартире из тех, что реклама в газетах именует «идеальными для молодоженов». Через девять месяцев супруга производит на свет комок розовой плоти, и об этом «событии» упоминает светская хроника местной газетенки; еще через месяц проходимец в сутане, тряся толстой мордой, которую можно принять и за другую часть тела, щуря свиные глазки, крестит ребенка, и на этом детородные функции самки, как правило, прекращаются, их сменяют почти ежеквартальные аборты.

По субботам поблекшая чета (блеклыми становятся даже платья, купленные в рассрочку) забивается в кинотеатр, а по воскресеньям выезжает в какой-нибудь из пригородов погулять на свежем воздухе. Всю неделю муж по восемь часов в день просиживает в своем учреждении, и в каждое новолуние спрашивает жену с дрожью в голосе и испариной на лбу:

— Ну как, у тебя все в порядке?

Эти существа, ведущие жалкую, серенькую жизнь, постоянно барахтаются в болоте беспросветной убогости. По странному противоречию, наши «крахмальные воротнички» — истые патриоты, они обожают армию и бряцание сабли, одобряют богатство и хитрость хозяев, которые их эксплуатируют, гордятся могуществом акционерных обществ, которые вместо рождественского подарка присылают им отпечатанное под копирку послание: далекое правление, находящееся в Лондоне, Нью-Йорке или Амстердаме, «благодарит персонал за безупречное, добросовестное сотрудничество».

Таким образом, общество, школа, военная служба, работа в учреждении, газеты и кино, политика и женщины сформировали типичного представителя среднего сословия: бабника, негодяя, охотника за небольшим состоянием (он знает, что большое для него недосягаемо), рыскающего в поисках добычи, подобно легавому псу; раз в неделю он занимается спортом и, записавшись в какой-нибудь консервативный кружок, возглавляемый отставным генералом, брызжет слюной, понося коммунистов и Советскую Россию.

Психология этих примитивных и себялюбивых людей со временем чем-то освежалась. Одни раньше, другие позже создавали себе убежище, островок — заводили любовницу, фотографию которой поначалу показывали с похабной ухмылкой своим товарищам. И это были, пожалуй, еще самые передовые из них. А в большинстве своем они были завсегдатаями какого-нибудь борделя, где, облюбовав одну из проституток, искусство которой восхваляли перед товарищами, в конце концов и сами начинали принимать профессиональные приемы своей партнерши за проявления любовной страсти.

Время от времени такие отношения кончались кровавой драмой, которую газеты трепали подряд три дня. На четвертый какое-нибудь новое преступление давало свежий материал, заменяя предыдущее, обсосанное до косточек.

Бальдер бродил по городу, наблюдая и размышляя над всеми этими приметами жизни. Агрессивность самцов уравновешивается лицемерной сдержанностью самок, но иногда все, словно в панике во время кораблекрушения, начинают искать спасения, прибегая к самой глупой и неуклюжей лжи.

Бальдеру случалось разговаривать со знакомыми, которых он давно не видал. Они уже успели жениться. Надо полагать, по любви, но теперь их любовь к женам стала весьма относительным понятием. Счастливы они не были. Из их высказываний это можно было уяснить себе достаточно определенно. Эстанислао приходил в ужас перед лицом незримой катастрофы, обломками которой он считал этих несчастных. Они уже ничего не искали в окружающем мире. (Их собственный мир потерпел крах ночью на супружеском ложе и днем — за конторкой в учреждении, где они служили). Теперь они лишь пожимали плечами, слыша те слова, которые в юности уносили их за облака. От всего их честолюбия осталось лишь желание сравняться с каким-нибудь преуспевающим авантюристом. Поймать миг удачи, разбогатеть и «жить припеваючи». Они уважают и ненавидят своих начальников, восхищаются ловкими аферистами и вымогателями, процветающими в столице. Они злые, разочарованные, насмешливые и наглые. В счастье не верят. Надежда наверняка преобразила бы их душу, но, чтобы возыметь надежду, нужен настрой, не имеющий ничего общего с полной капитуляцией перед собственным крахом. Кроме того, надежда невозможна без внутренней духовной силы, а ее у них нет.

Бальдер иногда тоже признавал себя побежденным. Великое уныние охватывало его и погружало в апатию на несколько дней, потом он оживлялся, говорил себе, что рано или поздно встретит женщину, которая вдохнет в него новую надежду и энергию, и тешился этой мыслью день за днем.

Он не спешил, не гонялся за мечтой. В этом нетрудно убедиться, проследив, как развивалась его любовь. Бальдер не торопился, как и его товарищи. Они жили себе и жили, раз уж случаю было угодно, чтобы они существовали на планете Земля. Лениво брали то, что оказывалось под рукой, если для этого не требовалось больших усилий.

Словом, Бальдер был, что называется, «женатый человек». Лентяй, унылый скептик…