Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Страница 64

Бальдер минут десять изумленно молчал, вспоминал разговоры, которые сам вел со своей будущей женой, и признавал, что они были ничуть не умней тех, которым он поражался теперь. Лицо его принимало озабоченное выражение.

— О чем задумались, Бальдер?

— О чем же мне думать? Мне кажется, что все мы лицемеры.

— А как можно жить иначе?

Бальдер не сдавался:

— Можно и по-другому. Мы просто трусливые комедианты.

— Но что делать?..

— Что делать?.. Что делать?.. Беда в том, что вокруг себя мы видим одну ложь, ничего кроме лжи, и к ней так привыкаешь, что любая истина, даже самая невинная и доступная, кажется тебе оскорблением добрых традиций.

В другой раз он спрашивал себя: «До какой же степени все притворяются, что не ведают истины, лишь бы иметь возможность жить как настоящие фарисеи? Сколько можно разыгрывать комедию?»

И наконец пришел к печальному выводу: семейный очаг — это фикция. Одно только название. На самом деле семейный очаг — это просто хлев, в котором самец, почтительно именуемый супругом, предается самым грязным порокам, а самка, его почтенная супруга, этого даже не замечает. Может, пороков и нет? И что это за очаг, где три человеческих существа — отец, мать и сын — живут каждый сам по себе (если не считать физической близости), ибо их разделяет разный уровень опыта.

Опыт отца отличен от опыта матери. Об опыте сына и говорить нечего, он с их опытом не сравним. Отец, мать и сын вращаются в кругу различных жизненных интересов, их объединяет только привязанность друг к другу. Зачастую их удерживают друг возле друга долг, незнание мира и страх перед ним, сходство темпераментов, психическое подобие. Ясно, что желания молодой плоти, с одной стороны, и моральные запреты, налагаемые теми, кто свое отжил, — с другой, создают в житейском море невидимые уединенные островки. Под ритуалом ежедневного общения, общения в словах и поступках, скрываются стены и границы, вроде тех, что существуют между людьми, говорящими на разных языках.

Это не только затрудняет понимание между отцами и детьми, но разъединяет и супругов. В интимной жизни их сближают лишь одинаково низменные побуждения, не затрагивающие их души. А точкой соприкосновения их интеллектов оказывается глупость.

Если Бальдер слышал, что какие-то супруги «живут очень хорошо», он думал про себя: «Видно, в спальне всяким свинством занимаются!»

Он открыл некоторые занятные черточки в людях, возможно такие же древние, как род человеческий, и потому его наблюдения не имели никакой ценности.

Чем грубее, примитивнее, эгоистичнее желания мужчины и женщины, тем легче им поладить друг с другом.

Лакею и горничной или молочнику и кухарке не так трудно построить социально респектабельный очаг, как девице, напичканной моралью чванливой буржуазной семьи, и горемыке, который воспитан на идеалах чиновничьего сословия.

Лакей и молочник выработали в себе два-три конкретных жизненных принципа, примерно тем же обходятся в жизни горничная и кухарка. Зато отпрыски нашей неотесанной буржуазии живут в разброде. Не знают, чего хотят и куда идут. С горничной и поваром такого не бывает. Те хотят накопить денег, а если появятся дети, то чтоб не горбатились на черной работе, а обирали среднее сословие, запасшись университетским дипломом.

Рассматриваемый этап аргентинской цивилизации, заключенный между тысяча девятисотым и тысяча девятьсот тридцатым годами, имеет любопытные приметы. Дочери трактирщиков изучают футуристическую литературу на философско-филологическом факультете, стыдятся скряжничества родителей, но по утрам отчитывают служанку, если в счете из магазина обнаружат расхождение в несколько сентаво. Таким образом, можно удостоверить появление новой демократии (внешне блистательной), которая полностью унаследовала прижимистость землепашцев или домашней прислуги и которая в первом и втором поколении порождает тип тридцатилетнего мужчины: ненасытного, грубого, завистливого и жаждущего наслаждений, которым, по его мнению, предаются богачи.

Постоянно думая об этом, Бальдер приходил в замешательство. Запущен страшный механизм, бесконечная зубчатая передача. Мужчины и женщины строят очаги, основанные на постоянной лжи. Одновременно с этим они проявляют такое рвение, стремясь возвыситься без труда, что стороннему наблюдателю кажется, будто перед ним кадры американского фильма, рассчитанного специально на примитивный вкус жителей аграрной страны.

В кинофильмах нарочитая наивность содержания сдабривалась изрядной долей секса, достаточной для нездорового возбуждения зрителей обоего пола; в этих фильмах единственной целью жизни, вершиной счастья объявлялись американский автомобиль, американский теннисный корт, американский радиоприемник, американская мебель и стандартная американская вилла с американским же холодильником. Так что любая машинистка, вместо того чтобы вступить в профсоюз и бороться за свои интересы, мечтала о том, как бы поискуснее, не брезгуя никакими средствами, околпачить какого-нибудь зажиточного идиота, который мог бы катать ее на малолитражке. Женщины-служащие, не думая о своих гражданских правах, при случае продавали себя, а затем поражали своих начальников роскошью туалетов, не соответствующей их скудному жалованью.

Не умней были и молодые люди.

Они одевались и подстригали усы, скрупулезно копируя двух-трех наиболее известных героев экрана, возможно педерастов, которым чуть не все девчонки африканского и южноамериканского континентов слали пылкие признания.