Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Страница 51

Бальдер замер рядом с девушкой, впитывая в себя пейзаж. Все его существо тонуло в неведомом блаженстве. С другой женщиной, возможно, он вел бы себя иначе, но эта шестнадцатилетняя девочка, так простодушно и неотрывно глядевшая ему в глаза, вместо того чтобы пробуждать в нем чувственность, усыпляла ее, погружая в такое сладкое забытье, которое он не променял бы ни на какие порывы страсти. В Ирене он видел не женщину, а свою воплощенную тайную мечту. Девушка представлялась ему неземным созданием, и этого фантастического предположения было достаточно, чтобы душу его переполнили высокие чувства и благородные порывы.

Он сам удивился, насколько ясным представилось ему его состояние, и сказал:

— О, если б ты знала… Тебя не смущает, что я говорю с тобой на «ты»?.. Мне это кажется таким естественным!..

Она с улыбкой опустила ресницы в знак того, что разрешает говорить с собой на «ты».

— Сколько раз я мечтал о подобной встрече! Да, сестричка, именно о такой… Ну да, конечно… не смейся… я понимал, прекрасно понимал, что мечта эта глупая, неосуществимая, по крайней мере здесь, в Буэнос-Айресе. А судьба взяла и осуществила мою мечту, причем именно так, как я втайне желал… Знаешь, что я тебе скажу? Ты не будешь надо мной смеяться?.. Нет? Так вот, я верю, что существуют демоны, которые при определенных обстоятельствах помогают человеку…

— Вы — студент…

— Нет… я инженер… Но разве для нас это не все равно?.. Я давно уже думаю, что существуют демоны, не такие, какими их представляют себе в народе — с рогами и пахнущие серой, — а вроде невидимых сил, понимаешь? Они вдруг обращают внимание на какого-нибудь человека и говорят себе: «Какой он симпатичный, надо ему помочь…» И помогают.

Ирене слушала его с улыбкой.

Он умолк и страстно поцеловал ей руку; девушка не противилась. Потом глянул в небо. В эти минуты ему казалось, будто перед ним открыты двери рая. Человек нередко верит, что ему подвластна бесконечность.

Нежное создание продолжало сидеть в углу, облокотившись на столик, убаюканное собственным очарованием, которое Бальдер впитывал всем своим существом.

Он немного отстранился от девушки и стал удивленно ее разглядывать, будто увидел в первый раз:

— Но как ты хороша! Как хороша! — воскликнул он и, взяв ее локон, поднес к губам.

На его небосклоне засияла новая заря, и он был так счастлив, что уже не замечал ни движения поезда, ни мелькания пейзажей. Не в силах сдержать восторга, он снова воскликнул:

— О, если бы жизнь была для всех такой же!.. Правда?.. Прости, может, тебе неприятно?.. И скажи: я не утомил тебя моими речами?

— Нет, мне очень нравится, как вы говорите… Говорите… У вас так красиво выходит…

— Клянусь, мне кажется совершенно естественным, что я говорю тебе «ты», ласкаю твои волосы. Именно так. Рядом с тобой мне хочется быть чистым и доверчивым, как зверек. Если бы ты сейчас позвала меня в дальний путь, я пошел бы за тобой, не спросив, куда мы идем и на что будем жить.

Бальдер не лгал. Рядом с этой девушкой законы эгоизма теряли для него силу. Опьяненный переполнявшим его счастьем, он перелетал через все препятствия, стремясь к беспредельным далям.

— О, если бы жизнь для всех была такой… такой… такой…

Время от времени он отрывал взор от девушки, закрывал глаза и упивался блаженством, которое заливало его, как свет с полей, проникавший в купе. Он уже понял, что полюбил ее навсегда, полюбил именно за это сказочное тихое блаженство, которое источал ее чистый взгляд, пробивавшийся сквозь полусомкнутые ресницы, как в ненастные дни сквозь тучи пробивается солнце.

— Ты не земная женщина… нет… Ты — маленькая волшебница, которая оказала мне милость, явившись в зримом образе школьницы с нотными тетрадками, оказала милость мне одному и на один только день…

И в порыве чувств он схватил и крепко сжал ее руку, будто заключил с ней договор, пункты которого не было надобности оглашать.

— Вам нравится этот пейзаж?

— Да… и вон там тоже очень красиво…

За аккуратными, ухоженными садами потянулись черепичные крыши; красная река на горизонте вставала стеной, и на ее фоне, словно горная цепь, четко вырисовывались вершины эвкалиптов, по мере приближения к ним они вырастали и обретали объемность; снова пошли плантации сахарного тростника, стебли перекрещивались, будто остовы палаток; несколько минут плантации все ширились, потом сошли на нет, перейдя в ряд расчищенных полос, заканчивавшийся изгородью из проволочной сетки, за которой стоял дом с обмазанными гудроном стенами.

Бальдер вдруг взял девушку за руку повыше локтя, потом отпустил и, почти не глядя на нее, пробормотал:

— Возможно, ты мне не веришь… я лучше буду на «вы»… возможно вы мне не верите… но я ждал такой встречи еще в той, другой жизни. Конечно, может, другой жизни и нет, но если ее нет, то почему у меня возникают такие странные мысли? Вам они не кажутся странными? Ну вот… теперь мне снова хочется говорить вам «ты». Скажи, тебе не кажется странным, когда человек, изучавший высшую математику, ждет, надеется, даже верит, что в один прекрасный день на улице, в поезде или еще где-нибудь встретится с женщиной, они посмотрят друг на друга и воскликнут: «О, любовь моя!»? Откуда это, Ирене? Можешь ты сказать мне, милая девочка, откуда взялась у меня такая вера?

Вопрос возник из почти болезненного ощущения переполнявшего Бальдера блаженства.

Он продолжал: