Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Страница 32

— Скажи, Сильвио, я тебе не противен, ты не презираешь меня?.. но нет… у тебя не такое лицо… сколько тебе лет?

— Шестнадцать… почему ты дрожишь? — хрипло произнес я.

— Ну… если хочешь… давай…

И вдруг я увидел, да, я увидел… На перекошенном лице кривились в улыбке губы… глаза улыбались безумно… и вдруг, под соскользнувшей одеждой, я увидел узкую полоску тела между грязным краем рубашки и длинными женскими чулками.

Медленно, освещенное бледным светом луны, проплыло передо мной умоляющее лицо девочки, прильнувшей к черным прутьям ограды. «Если бы ты знала…» — подумал я, и холодом повеяло на меня от этой мысли.

На всю жизнь запомнится мне эта минута.

Я отступил и, сумрачно взглянув на подростка, сказал медленно, раздельно:

— Убирайся.

— Что?

— Убирайся, — повторил я тихо.

— Но…

— Убирайся, гадина… Что ты сделал с собой?.. со своей жизнью?..

— Ну… но будь таким…

— Гадина… Что ты сделал со своей жизнью? — но все высокие слова из сокровищницы души, которые я мог бы сказать ему, сейчас ускользали, в ужасе отпрянув от открывшейся язвы.

Он отошел, скалясь в улыбке, лег, зарывшись, в свою постель, и пока я, по-прежнему одетый, устраивался у себя, заложив руки за голову, стал напевать:

Мама, мама,
Я хочу жениться.

Я искоса взглянул на него и, сам удивляясь своему спокойствию, сказал:

— Если ты не заткнешься, я тебя ударю.

— Что?

— Я тебя ударю.

Он отвернулся к стене. Мучительное, незримое тяжелым сгустком повисло в воздухе. Я с ужасом чувствовал, что приковываю к себе его пугающе-пристальное внимание. Из-под одеяла был виден только треугольник черных волос на затылке и невинный белый полукруг воротничка.

Он лежал, не двигаясь, но его навязчивые пристальные мысли формовались во мне, словно слепок моих собственных чувств, и я, одурманенный, тонул в этой топкой загустевающей муке. Краешком глаза я наблюдал за ним.

Вдруг одеяло всколыхнулось, сползло, обнажив его плечи, молочно-белые, и доходящее до ключиц батистовое кружево…

В коридоре раздался женский крик, мольба о помощи:

— Нет… нет… не надо… — с глухим стуком тело ударилось о стену, и этот звук вывел меня из оцепенения первого испуга; после минутного колебания я вскочил, рывком распахнул дверь в коридор, но успел увидеть только, как дверь напротив захлопнулась.

Я остановился, прислонившись к косяку. В соседней комнате было тихо. Оставив дверь открытой, я погасил свет и лег…

Я чувствовал себя теперь уверенным и сильным, Закурив, я обратился к соседу:

— Слушай, кто научил тебя этим гнусностям?

— Не хочу с тобой разговаривать… ты нехороший…

Я рассмеялся, потом сказал серьезно:

— Нет, в самом деле, ты редкий экземпляр. Редкий! А что думают твои родители? А этот дом? Ты все время ходишь сюда?

— Ты нехороший.

— А ты ангел?

— Нет, но у меня все так сложилось… ведь раньше я таким не был; понимаешь, не был…

— Но кто же тебя таким сделал?

— Мой учитель; мне нанимали — отец человек богатый. Он должен был подготовить меня в седьмой класс. С виду он был человек солидный. У него была борода, такая — клинышком, светлая, и очки. И глаза у него были голубые-голубые. Я тебе все это рассказываю потому, что…

— Ну и?..

— Я раньше не был таким… это он во всем виноват… Когда он уходил, я шел за ним, к нему домой. Мне было тогда четырнадцать лет. Квартира у него была на улице Хункаль. Талант! Представляешь, библиотека у него была вот как вся эта комната. Демон! Но как он меня любил! Слуга проводил меня прямо в спальню. Представляешь, он покупал мне шелковое кружевное белье. Я одевался женщиной.

— Как его звали?

— Зачем тебе знать?.. Он вел по двум предметам в колледже, а потом повесился…

— Повесился?..

— Да, в уборной, в каком-то кафе… ха, ха… а ты и уши развесил!.. Все это враки… Но красиво придумано, верно?

— Слушай, отстань от меня, — сказал я резко. — Я хочу спать.

— Ну, не будь таким нехорошим, ну же… какой ты капризный… и не думай — я тебе рассказал все как было… правда… учителя звали Просперо…

— И с тех пор ты так этим и занимаешься?

— А что я могу поделать?

— Как что? Сходи к врачу… к какому-нибудь специалисту по нервным болезням. И почему ты такой грязный?

— Теперь это модно, многим нравится, когда белье грязное.

— Ты просто выродок.

— Да, ты прав… я чокнутый… но что ты хочешь? Представь, я сижу дома, вечером, и вдруг, представляешь, на меня находит… как будто ветерок, я чувствую запах меблирашек… вижу свет в окнах и — не могу удержаться… меня словно тянет на этот запах, и я иду… а потом договариваюсь с хозяевами.

— С хозяевами?

— Ну да, естественно, не будешь же искать сама: обычно каждая из нас договаривается в двух-трех домах, и, если подвернется подходящий мальчик, нас вызывают по телефону.

Он долго молчал, потом заговорил, теперь уже серьезно и внятно. Казалось, он разговаривает сам с собой, со своим горем:

— Почему я не родился женщиной?.. Тогда никто не называл бы меня выродком… да, выродком… тогда я была бы хозяйкой в своем доме, вышла бы замуж за хорошего человека и заботилась о нем… любила бы его… а так — ходишь по рукам, как последняя шлюха, и эти скандалы… эти обиралы в панамах и лаковых ботинках — а сами так и следят, даже чулки воруют. Ах! Найти кого-нибудь, кто любил бы меня всю жизнь, до гроба.