Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Страница 81

И Бальдер встает.

Зов Сумрачного Пути

расный полумрак. Горячий маслянистый блеск теней в зеркалах, отражающихся одно в другом и создающих бесконечную, сходящую на нет перспективу.

Бальдер идет по спальне на цыпочках. Смотрит, не подходя близко, на спящую жену, на ребенка, прикорнувшего на подушке за ее спиной. Мальчуган подпер щеку кулачком, под длинными ресницами — две черные щелочки глаз. Лицо жены похоже на маску из розового картона с золотистыми завитками волос на лбу.

Бальдер устало садится на край своей постели и с грустью смотрит на белый потолок, расчерченный резкими тенями. Их контуры напоминают выглядывающие из засады пулеметы.

Бальдер ворчит:

— Это было неизбежно. Рано или поздно…

Закрывает глаза. У него возникает впечатление, будто перед ним разыгрывается сцена из какой-то пьесы. К действующим лицам сам он отношения не имеет. Пока в красном полумраке горячие блики сопровождают неутомимое тиканье часов, инженер слушает актеров. Они разговаривают под стальным сводом с таким густым переплетением рам, что в черной вышине едва мерцает желтый свет.

Бальдер. Послушай, Ирене, я вступлю в игру… Только мне нужно знать правду. Ты девушка или нет?

Ирене(беря Бальдера за руку). А ты все еще во мне сомневаешься? Ты точно ребенок!

Бальдер. Сомневаюсь, потому и спрашиваю.

Зулема. А если бы Ирене не была девушкой, вы любили бы ее?..

Бальдер. Да, любил бы ее так же, но вел бы себя с ней иначе.

Зулема. Успокойтесь, Бальдер. Ирене — девушка.

Бальдер у себя в спальне понимает, что у марионетки под стальным сводом сердце болезненно сжалось. У персонажа такое ощущение, будто девушка солгала. И персонаж больше страдает за девушку, чем за себя.

Жена Бальдера ворочается в постели. Он поспешно встает, гасит свет и начинает раздеваться. Потом останавливается и думает: «Значит, завтра я познакомлюсь с механиком».

Острая печаль пронизывает его, пробирает до самой печенки. Инженер уверен, что разрабатывает план своей окончательной гибели.

Он думает: «Я похож на человека, который связался с шайкой мошенников. Человек в тревоге и пытается что-то предпринять. Он хочет разобраться что к чему. И, конечно, разбирается лишь тогда, когда его уже надули… Чем меня привлекает этот сброд? Разве я хочу убедиться в том, что ошибся? И все же они меня привлекают. Зулема, Альберто, которого я не знаю, Ирене… Не знаю почему… Мне кажется, они живут со мной рядом целую вечность. Поистине чудесен этот механизм обмана!»

Бальдер ложится, так и не раздевшись до конца. Он думает: «Меня предостерегает какой-то голос: „Берегись, Бальдер, пока не поздно“, но я отвергаю это предостережение. Откуда это роковое упрямство, которое вдруг пробуждается в твоей душе и заставляет идти навстречу ясно различимым опасностям? Однако же я не скотина безмозглая. Я — мыслящая личность. Инженер. А инженер, знающий математику, должен быть защищен от подобного наваждения. Может, это дьявол? Но нет… Это не дьявол. Это — зов».

Бальдер ощущает смертельный холод в сердце, едва произнеся это слово.

Зов… Зов…

Неужели это зов Сумрачного Пути? Потребность познать, какова та, «другая» судьба.

«Я смеялся… Да… Не могу отрицать… Но какое отношение имеет мой смех к нынешней реальности? Пока Элена спит, пока Луисито спит, я замышляю то, что для них обернется несчастьем. И они не просыпаются. Что, если бы вообще бодрствовал один я? Но бодрствовать должна еще и Ирене. Может, в этот момент она, думая обо мне, предается вожделению. А если бы и так, мог бы я ее осудить? Скорее она спит».

Зов…

Тут Бальдер воображает, что, допустим, жена его вдруг проснулась, разбуженная «сигналом опасности». Элена садится в темноте на край постели и спрашивает: «Что с тобой, Бальдер? Почему ты не спишь?» Он на мгновение задумывается, потом отвечает: «Я размышляю о сумрачном пути».

Бальдеру хочется рассмеяться. Нелепо полагать, что о таких вещах можно разговаривать с женой, но с кем-то поговорить ему надо, хотя бы с собственной тенью. И он рассуждает так:

«Допустим, что это не моя жена. И я — другой человек, который говорит о Бальдере в третьем лице. О, в этом нет ничего приятного! Этот таинственный человек подходит и спрашивает меня:

— Что произойдет между Бальдером и тремя женщинами?

А я, притворяясь, что речь идет не обо мне, отвечаю:

— И вы еще спрашиваете, уважаемый сеньор? Разве вы сомневаетесь в том, что это будет скандал? Этот инженер-сластолюбец, между нами говоря, давно уже искал свой сумрачный путь.

— Инженер…

— Да, инженер, хоть вам и не верится. Инженер — что тут особенного? Вы думаете, инженеры не подвержены греху?

— Нет, по правде говоря, я не мог бы утверждать такую нелепицу… Но инженер…

— Бог мой, сеньор, как туго вы соображаете. Впрочем, у вас нет оснований мне не верить, ведь я исхожу из откровенных высказываний того, о ком мы говорим, — инженера… Так на чем мы остановились?.. А-а, на том, что он давно уже искал свой сумрачный путь.

— Для чего?..

— В том-то и секрет, уважаемый сеньор. Похоже, он по доброй воле хочет поставить на карту собственное счастье и „спасение“ своей души. Даже как-то раз он сказал мне, что дух его дал трещину, а в эту трещину забрался дьявол и подстрекает его играть комедию, когда душа его тихо ждет драмы, которая окончательно разорвала бы пелену, превратившую его в идиота».