Бальдер опустил голову. Как груб он был с ее подругой! Выходит, есть на свете судьба?
Разве то, что произошло, не чудо? Бальдер почувствовал, как в жилы его льется горячий солнечный свет. Значит, если бы служанка семейства Лоайса не купила хлеб в том магазине, а продавец не завернул бы его в газету, в которой была его статья, и он… Какая все-таки бесконечная и чудесная игра случая вся наша жизнь!
Разве не прав он был, ожидая наступления чудесного события?
Всего одна минута, телефонный звонок — и вся картина его жизни изменилась… Он уже взбирается на трамплин, расположенный на головокружительной высоте. Быть может, ему предстоит сделать смертельный прыжок.
Два пустых года породили одну решающую минуту. А что это значит? Это значит, что жизнь подобна кинофильму: из девяноста тысяч метров отснятой пленки идут в дело не более трех тысяч!..
Бальдер крутит головой в отчаянии, оттого что не может постичь тайную суть бытия.
Если бы в тот вечер в дом Ирене не попал этот хлеб, неужели она не нашла бы другого способа разыскать его? И все-таки она его ждала там. А он ждал ее здесь. И все же… Но тогда — что такое жизнь? Существует ли шестое чувство? Почему он не встретился с Ирене, например, на улице? Еще проще: почему он не поехал в Тигре? Так ли необходимо было нагромождение случайностей, чтобы им встретиться? Нет, конечно. Но тогда… Не его ли полуидиотизм всему виной? В известном смысле, он уподобился человеку, который покупает мотор в сто лошадиных сил для швейной машинки. Или же?..
Думать не хотелось. Он немного посидел, рассеянно глядя перед собой, и вдруг хитро улыбнулся. Что-то в нем затаилось. Написал три строчки, оставил записку на столе и надел шляпу. Спустился в лифте, вышел на улицу, потом зашел в кафе, не зная, что делать дальше. Он столкнулся с действительностью, словно наскочил грудью на туго натянутую проволоку.
Под матовыми плафонами два унтер-офицера играли на биллиарде. Стук шаров смешивался с голосами мойщиков посуды, которые о чем-то спорили за стойкой. Бальдер устроился в глубине зала, у деревянной переборки, и силуэты посетителей на фоне окон, выходивших на улицу, казались ему фигурами китайского театра теней.
Вне всякого сомнения, он стоит на пороге новой жизни. Его сигналы SOS услышаны. Радость его тут же затуманилась грустью, подобно тому как белый накал железа, вынутого из горна, сменяется красным. Его прежняя жизнь вдруг показалась ему вполне приемлемой. Как хорошо дожидаться необыкновенного события, когда ничто не нарушает этого спасительного ожидания! Ведь другие люди живут так всю жизнь. Из-за портьеры, отделявшей от общего зала столики «для семей», Бальдер видел спину дамы в голубом платье и ее белую руку над подносом с чашками. Какая спокойная жизнь у других!
За стойкой среди шести светильников-колокольчиков сверкали никелем детали отделки; бледный, анемичный юноша выбивал чеки на кассовом аппарате, и черты его лица были такими же невыразительными, как у большинства завсегдатаев этого заведения. И все-таки сигналы SOS, подаваемые Бальдером, были услышаны, и теперь вести игру надо осторожно. Сам не зная почему, он предчувствовал, что предстоит тайное сражение.
Либо он возродится, либо умрет окончательно. Это было даже не предчувствие, это была уверенность, легкой волной поднимавшаяся откуда-то из глубины его существа, пока он смотрел рассеянным взглядом на большое полукруглое зеркало за стойкой, засиженное мухами; на консоли под ним были выставлены пузатые бутылки, терракотовые кувшины, черные графинчики с золотистой этикеткой, стерильно чистые бокалы. Все цвета радуги.
Позже Эстанислао вспоминал, что мысль избежать тайного сражения ни на минуту не приходила ему в голову. Он обязан был отодвинуть черный полог, скрывавший от него тернистый путь к другой жизни, чьи неясные очертания манили его. Душевное состояние Бальдера было примерно таким же, как у воина из исторического описания: «И перед тем как идти в бой, ощущал я в сердце моем великую грусть и печаль».
К нему подошел чистильщик ботинок, но Бальдер отказался от его услуг, и тот, как-то весь скривясь на сторону, медленно пошел прочь.
А его жена? Ведь на нее обрушатся все беды, какие можно ожидать от новой встречи с этой внушающей ему страх девушкой. Он почувствовал приступ жалости к своим близким. Но что он может поделать? Неотвратимая судьба направляет его на путь, открытый для него телефонным звонком. Да, именно так. К этому взывает монотонность его существования. Отступить он не может. Слишком поздно. Столько лет он ждал необыкновенного события, и теперь, когда дьявол явился ему, он не пустится наутек. Да-да, будь это хоть сам дьявол со своим договором. И, насмешливо улыбаясь, он стал читать названия коктейлей, написанные белыми буквами на черной доске: «Метрополь», «Девичий цвет», «Железная дорога».
Какие смешные названия! Однако «Железная дорога» и «Девичий цвет» как-то связаны друг с другом. Существует ли такая вещь, как девичий цвет? Человеческая комедия доходит до нелепости. Но какое странное совпадение! Почему названия коктейлей перекликаются с его судьбой? Нет, все бесполезно. Он не отступит.
Шли минуты, и душа его все больше вскипала безумной решимостью.
«Девичий цвет». Перед глазами его сменяли друг друга унтер-офицеры, игравшие на биллиарде, мойщики посуды, китайские тени на фоне окон, а там, за окном, регулировщик в синем мундире поднимал руку, из-за угла выехал зеленый грузовик, зашипел пар в кофеварке «Экспресс», и удары сердца в груди Бальдера сделались такими гулкими, что ему казалось, будто внутри у него раздаются громкие удары таинственного дровосека. Два года он откладывал эту встречу, а теперь до нее осталось не так уж много минут. Часы… Сколько часов в году?.. А в двух?.. А теперь осталось всего двадцать четыре часа. Не этой ли минуты ждал он всю жизнь? Прожил двадцать семь лет, чтобы дождаться трех часов пополудни этого дня, когда его сердце так гулко стучит, словно у него в груди кто-то колет дрова.