Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - Страница 53

— Понимаете, почему я целовал вам руки? Потому что это символ подчинения, покорности. Я ласкал ваши волосы в знак обожания и страха, страха сломать что-то очень хрупкое, а то, что я взял вас за подбородок, означает отеческую радость, ибо только отец, душа которого чиста от дурных мыслей, может вот так ласково и нежно взять за подбородок свою дочь.

Он упивался дурманом собственных слов. Глаза его сверкали. В ясной дали солнечного дня, за горизонтом, смещавшимся навстречу поезду, он не мог отыскать слов, которые выразили бы его преданность, всю глубину его самоотречения. Ему хотелось, как верному псу, растянуться у ног девушки. Или просить, чтобы она разрешила ему поклоняться ей, уткнувшись лицом в ее колени. Она пробуждала в нем странные порывы, удивительные при той доле цинизма, которая жила в его душе. Как могла сочетаться эта вдруг пробудившаяся наивность с его опытом мужчины, который не первый год женат? Но в эти минуты Бальдер начисто забыл о своей жене. Он был один на свете, он отрекся от всех, он мчался в неведомое и с удивлением замечал, что бегущий навстречу пейзаж усиливает это настроение. Снова потянулись кварталы бедноты. Из окна вагона они видели живую стену подстриженных кустов бирючины, окаймлявших пути с обеих сторон. Подальше вздымались сосны и эвкалипты. На повороте желтое солнечное пятно упало на белый шелк платья Ирене, и Бальдер подумал: «А ведь она женщина… у нее все, как и у других женщин».

Эта мысль показалась ему нелепой, и одновременно на него нахлынули противоречивые чувства. Он сомневался сейчас в своем счастье, не верил в свое право на такое счастье.

Поезд остановился в Виктории. Как летит время! Небесно-голубые и белые рекламные плакаты по всему фасаду вокзала. Двое мужчин, прислонившись спиной к железным шторам магазина, смотрят на выгон для лошадей. Уходит вдаль косая улочка, и в самом ее начале висит красно-синяя афиша какого-то фильма.

Две старухи прошли по тротуару, прикрываясь черным зонтиком; зашипел сжатый воздух в тормозных колодках, и снова потянулись глухие задние стены домов, садики, жарящиеся на солнце, и узкая тенистая улица, мощенная брусчаткой, которая поднималась к горизонту, и казалось, будто ведет она в город, расположенный очень высоко над уровнем моря.

Они подъезжали к Сан-Фернандо.

Ирене сказала:

— В четверг я снова приеду. Ждите меня на том же месте, где мы встретились сегодня. А сейчас уходите: может увидеть кто-нибудь из знакомых.

Бальдер прошептал что-то ей на ухо. Она мгновение поколебалась, потом сказала:

— Хорошо, буду ждать вас завтра, в восемь вечера. Я выйду к калитке.

Она подала ему руку. Бальдер поднялся. Постояв в нерешительности несколько мгновений, перешел в другой вагон и, когда уселся, увидел в окне две красные башни-водокачки над ломаной линией балюстрад и крыш.

Старые кирпичные стены чередовались с небольшими выгонами. По временам какая-нибудь высокая оцинкованная крыша закрывала перспективу немощеных улочек, изрытых колесами телег; эти улочки уходили в поля и терялись среди торчащих стеблей сахарного тростника. Обмахивались хвостами привязанные к столбу лошади. Вагон наклонился влево, потом выпрямился, и Бальдер увидел барки, на юте у них белела парусина.

Он вышел на платформу. Дрожали ноги. Ирене, слегка опустив одно плечо, шла впереди, и в ее походке сквозило какое-то ленивое сладострастие.

К Бальдеру направился извозчик, но он сделал знак, что не поедет. На глаза ему попалась деревянная вывеска, выкрашенная в ярко-синий цвет. Ирене шла метрах в двадцати перед ним. На тротуар падали резные тени акаций, лавочники с засученными рукавами стояли в дверях своих лавок и глядели на Ирене и Бальдера. С некоторыми Ирене здоровалась.

«Она давно живет в этом городке», — подумал Бальдер.

Новые впечатления быстро сменяли друг друга. С интересом заглядывал он внутрь магазинов, прохладный полумрак которых так и манил зайти. Коротко подстриженные продавцы разворачивали штуки материи перед дамами в шляпах, сидевшими у прилавка. Опять ему показалось, что он где-то далеко-далеко, в каком-то городе, расположенном очень высоко над уровнем моря.

Ирене обернулась, чтобы взглянуть на него, он поблагодарил ее улыбкой, а двое усатых мужчин унылого вида, о чем-то беседовавшие возле конторы, замолчали и принялись бесцеремонно его разглядывать. Бальдер примечал всякие мелочи, отличавшие этот провинциальный городок от столицы.

Вот приземистое здание лавки, весь фасад увешан белыми пыльниками, серыми брюками и розовыми блузками. Из табачной лавки доносятся сердитые голоса спорящих. Ирене свернула на улицу Монтес-де-Ока, бросив через плечо мимолетный взгляд и убедившись, что Бальдер идет за ней.

Улочка, мощенная брусчаткой, тянулась среди довольна высоких глинобитных стен и каменных домов, на окнах которых жалюзи были опущены до конца. Из некоторых только что политых патио доносился смешанный запах мокрого кирпича и цветущей душицы, где-то вдали звучала по радио баюкающая музыка, сквозь которую время от времени прорывалось пение петуха.

Ирене свернула в северную часть городка.

Широкая улица, мощенная диабазом, вздымалась к небу; по бокам ее стояли высокие телеграфные столбы, выкрашенные в серый цвет; ближе к домам тротуары были выложены мозаичной плиткой, а дальше — до гранитного поребрика — тянулся газон. Ирене повернула голову и, слегка помахав поднятой рукой, вошла в калитку дома с садиком, отгороженным чугунной решеткой, возле которого стоял другой дом — с балконами на улицу.